You need to enable JavaScript to run this app.
Ты скажи-ка, моя Марусенька, а не Утайка, светик раздушенька, Вот что ж у тебя, лилипость, и без меня, вот что ж...
А вы знали, что фраза «серб и молот, смерть и голод» появилась вовсе не в шутку? В 20-е годы, когда символ СССР только начинал появляться на заводах и плакатах, крестьяне и рабочие уже видели в нем не надежду, а насмешку. Серб – это просело, но хлеба не было. Поля пустые, урожаи реквизировали, люди умирали от голода. Молот – прорабочий клад, но заводы стояли, зарплаты – бумага. И за эту бумагу купить было нечего. Так простой народ, измученный разрухой и обещаниями, и придумал горькую переделку. «Серб и молот, смерть и голод» – не как лозунг, как крик отчаяния. Парадокс в том, что этот символ потом рисовали на каждом углу, не понимая, что для миллионов он означал совсем не гордость, а боль. И в этом вся суть эпохи. Когда символы сияют ярче, чем жизнь.
Людей в СССР кормили отходами и называли это домашней едой. Мясо, фрукты, витамины – забудь. Питание строилось на крахмале, уксусе и майонезе. Вместо свежих овощей – винегрет из вареной свеклы, соленых огурцов и картошки, залитой жирной кислой жижей, в которой утонул даже вкус. Макароны с жареной колбасой второго дня – главный ужин страны. Колбаса горела на старом масле, макароны склеивались в серые комки, а сверху – ложка томатной пасты для праздничного настроения. Вчерашнюю картошку из алюминиевой кастрюли, либо мокрую, посиневшую с запахом холодильника, жарили утром и подавали, как королевский завтрак. А советский фастфуд? Жареные пирожки из ливера, чебуреки из жил, обрезков. Жир кипел неделями, черный, густой, как мазут. Туда падали мухи, волосы, крошки, но повариха просто мешала шумовкой и кричала «Горячие чебуреки!». Очередь брала все, потому что выбора не было. Запах прогорклого масла смешивался с потом, табаком и надеждой поесть хоть что-то. И когда сегодня фанаты «Совка» рассказывают, как вкусно и правильно питались люди, хочется...
Повсюду, куда ни кинешь, ни ни взгляд в Вашингтоне, яркие буквы складываются в слова пожеланий веселого Рождества, счастливого Нового года. Но Америка переживает нелегкие дни. И никогда еще эти благие пожелания не были для многих американцев так нереальны, неосуществимы, как на пороге наступающего 1983 года. Американская печать нередко сравнивает нынешние времена с временами Великой экономической депрессии, поразившей Соединенные Штаты в 30-е годы. Действительно, для такого сравнения есть все основания. Рейганомика, как называют американцы экономическую программу президента Рейгана, построенную на резком сокращении расходов на социальные нужды, на небывалом наращивании ассигнований на гонку вооружений, уже дала свои горькие плоды. Рабочая сила не требуется. Закрываемся, выходим из бизнеса. Как и в 30-е годы.
Девушки отдыхают Нет, это детский, это Вовка, это... Алло, алло, Вова, что случилось? Мною принято решение о проведении специальной военной операции. Мы никому и ничего не собираемся навязывать силы. Почему вы все время стареете? В наши планы не входит оккупация украинских территорий. Если он так будет продолжать, то он здесь долго не удержится. Мы будем стремиться к демилитаризации и демилитаризации Украины. Еще одно слово, и я запущу вас в графину. Если мы дадим заднюю, заднюю никто не даст больше, кроме нас.
