You need to enable JavaScript to run this app.
Смерть-то, если брать нашу бригаду реанимации, анестезиологии, она же всегда над нами. Я порой, когда реанимирую, я костлявую чувствую, как бы не звучало смешно и страшно, и суеверно, и так далее. Бывает, качаешь, заводится, все хорошо, все идеально, все замечательно, и рит пошел, все хорошо, а по спине такой холодок идет, холодок, холодок, а ты понимаешь, а она-то здесь. И вот качай, не качай, все, и все сделано, и адреналин, и все, а она вот стоит здесь, и ты ее чувствуешь. А бывает, везешь тяжелого пациента, там, полная облака, до пульс 20, на тропинчике чуть-чуть, там, разогнал до 30, еле дышит, ну, затрубили, все хорошо, но дышит. И сидишь, а тебе жарко, ты же рядом сидишь, всю эту процедуру довозишь. Поэтому, говорит, смерти боятся, ну, кому написано сегодня, ну, значит, сегодня, кому не написано, значит, поживем. А потом, как бояться-то? Чему бояться-то? Это наша работа. Боишься, сиди дома.
Смерть-то, если брать нашу бригаду реанимации, анестезиологии, она же всегда над нами. Я порой, когда реанимирую, я костлявую чувствую, как бы не звучало смешно и страшно, и суеверно, и так далее. Бывает, качаешь, заводится, все хорошо, все идеально, все замечательно, и рит пошел, все хорошо, а по спине такой холодок идет, холодок, холодок, и ты понимаешь, а она-то здесь. И вот качай, не качай, все, и все сделано, и адреналин, и все, а она вот стоит здесь, и ты ее чувствуешь. А бывает, везешь тяжелого пациента, там, полная облака, до пульс 20, на тропинчике чуть-чуть, там, разогнал до 30, еле дышит, ну, затрубили, все хорошо, но дышит. И сидишь, а тебе жарко, ты же рядом сидишь, всю эту процедуру довозишь. Поэтому, говорит, смерти боятся, ну, кому написано сегодня, ну, значит, сегодня, кому не написано, значит, поживем. А потом, как бояться-то? Чему бояться-то? Это наша работа. Боишься, сиди дома.
